История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 229

К оглавлению

229

В блокадном Ленинграде существовала суеверная примета: город не будет сдан до тех пор, пока в монументы великих русских полководцев Суворова, Кутузова и Барклая-де-Толли не попадет хотя бы один снаряд. Памятники действительно на протяжении всей войны стояли незащищенные, и даже во время самых страшных артобстрелов города они оставались невредимы. Чтобы спрятать их, скорее всего, не было ни сил, ни времени, ни достаточных средств. Например, памятник Суворову предполагалось поместить в подвал соседнего дома, но оказалось, что проём подвального окна узок, и его необходимо расширить. Сделать это зимой было невозможно, а затем переносить статую в укрытие было уже не под силу ослабевшим ленинградцам. Говорят, что фашистский снаряд, чуть-чуть не задев голову стоящего на пьедестале полководца, влетел в соседний дом и разорвался именно в том подвале, куда в самом начале блокады собирались спрятать памятник.

Общегородское поверье о неукрытых памятниках распространилось и на отдельные районы города. Жители Пушкинской улицы каждый день внимательно осматривали памятник поэту, потому что, как рассказывают блокадники, были уверены: пока монумент не заденет хотя бы один осколок, угрозы для Пушкинской улицы нет.

В сентябре 1941 года командующим войсками Ленинградского фронта был назначен К.Е. Ворошилов. У Ворошилова было легендарное героическое прошлое. Во время Гражданской войны он командовал целыми армиями и фронтами. С 1925 года занимал должность наркома по военным и морским делам. В 1935 году ему, первому в Советском союзе, было присвоено звание маршала. В народе его называли «Красным маршалом». В 1940 году Ворошилов занимал должность Председателя Комитета обороны Советского союза.

В фольклоре образ народного героя Ворошилова достаточно противоречив. С одной стороны, ленинградские добровольцы, отправляясь на фронт, бодро распевали так называемый «Ленинградский марш»:


Трубы, трубите тревогу,
Стройся, к отряду отряд.
Смело, товарищи, в ногу,
В бой за родной Ленинград.
Всех нас война подружила,
Думой спаяла одной.
В бой нас ведёт Ворошилов,
Жданов ведёт нас на бой!

Сочувственное отношение народа к Ворошилову рождало соответствующие легенды. Рассказывали, как пришли арестовывать жену Ворошилова. Он будто бы выхватил не то шашку, не то пистолет и выгнал чекистов из квартиры. Хотя на самом деле никаких попыток ареста его жены никогда не предпринималось.


Климент Ефремович Ворошилов


Ворошилов был обыкновенным партийным чиновником, который вечно боялся за свою жизнь, каждый день ожидал ареста и потому постоянно старался угодить своему непредсказуемому хозяину. Рассказывают, как на одном из приемов Ворошилов подвел к Сталину грузинских делегатов: «Товарищ Сталин, поприветствуйте, пожалуйста, ваших земляков», – с лакейской вежливостью обратился он к Сталину. Сталин весело пыхнул трубкой и ответил: «Встань на стул и поприветствуй моих земляков сам». И что же? А ничего. Ворошилов встал на стул и поприветствовал.

По поводу неразлучной дружбы двух советских вождей народ откровенно иронизировал. Помните знаменитую картину «Сталин и Ворошилов на Кремлевской набережной»? Ночь. Блестящая после дождя мостовая. Уличные фонари освещают каменные лица Сталина и Ворошилова, одетых в армейские шинели. Картина написана в иконописной манере сталинского ампира. Два человекобога, решающие судьбы мира. Ворошилов считался вторым человеком в партийной иерархии. Казалось, ещё чуть-чуть, и его профиль займёт почетное место в ряду четырёх знаменитых профилей на парадных знаменах и праздничных плакатах. Картина впечатляла своей эпичностью. Однако в фольклоре значительность сюжета не нашла должного понимания. «Два вождя после дождя», – говорили о ней в народе.

Направляя Ворошилова в Ленинград, Сталин, скорее всего, рассчитывал не столько на его полководческие способности, сколько на вдохновляющий пример революционного прошлого легендарного героя. Однако романтические легенды о бесстрашном командарме времен Гражданской войны не выдержали испытания временем. На фронте они вызывали ядовитые насмешки и снисходительные улыбки. Рассказывают, что однажды Ворошилов лично попытался поднять в атаку полк, которому давно не подвозили боеприпасов. После этого случая среди солдат Ленинградского фронта родилась поговорка: «На кой нам эта атака и этот вояка?».

Вскоре Ворошилов был смещён. В связи с его срочным отзывом с Ленинградского фронта в городе распространились самые нелепые слухи. Говорили, что «Сталин лично приезжал в Ленинград и приказал Ворошилову сдать город», но будто бы тот в гневе ударил Сталина по лицу. Надо признаться, это одна из самых загадочных легенд в истории петербургского городского фольклора. Неопределённость, заложенная в коротком глаголе «сдать», до сих пор не дает покоя пытливым умам. С одной стороны, Сталин, действительно, прибыл в Ленинград с приказом Ворошилову «сдать город», то есть передать командование Ленинградским фронтом Жукову. С другой – историки утверждают, что был «План сдачи Ленинграда» немцам, подписанный лично Сталиным. Что имел в виду ленинградский фольклор под словом «сдать» и сегодня не вполне ясно, хотя в секретном постановлении ЦК ВКП(б), подписанном, вероятно, так же Сталиным, безжалостно отмечалось, что «товарищ Ворошилов не справился с порученным делом и не сумел организовать оборону Ленинграда».

На смену Ворошилову в Ленинград прибыл Георгий Константинович Жуков. Жуков занимал должность командующего Ленинградским фронтом всего лишь один месяц, с 11 сентября по 10 октября 1941 года. Первое, что сделал Жуков по прибытии в Ленинград, – отменил распоряжение о заминировании города и уничтожении его в случае вынужденной сдачи немцам, согласно которому на воздух должны были взлететь все стратегически важные объекты, в том числе заводы, фабрики и мосты. «Мы должны защищать Ленинград, а не готовить его к сдаче», – будто бы сказал Жуков. Справедливости ради, надо сказать, что именно этот месяц стал одним из самых активных периодов обороны города за все время блокады. Кроме того, в 1943 году Жуков успешно координировал действия фронтов при прорыве вражеской блокады Ленинграда. Вот почему ленинградцы чтут память этого незаурядного полководца. В праздничные дни прорыва и полного снятия Блокады его имя произносится едва ли не чаще других, ему возводят памятники и устанавливают мемориальные доски.

229