История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 237


К оглавлению

237

Особую известность Ольга Берггольц приобрела во время блокады, когда работала диктором ленинградского радио. Она вела почти ежедневные радиопередачи. Её голос был хорошо знаком всем блокадникам. Она была символом мужества, стойкости и надежды. Ее называли «Ленинградской мадонной», «Блокадной музой» и «Голосом Ленинграда».


Ольга Фёдоровна Берггольц


Согласно одной из ленинградских блокадных легенд, она и сама «однажды была спасена собственным голосом». Будто бы в один из зимних блокадных дней, ослабевшая от голода и холода, она упала в снег на улице и уже готова была умереть, как вдруг услышала из репродуктора собственный голос, обращённый к Ленинграду. Она услышала, как этот голос призывал ленинградцев найти в себе силы и не поддаваться смерти. Если верить фольклору, именно в этот момент Ольга Фёдоровна справилась с дурнотой, сумела выбраться из сугроба и продолжить свой путь. Шла она на работу. В ленинградский радиокомитет.

Рассказывают, что в последние годы жизни она не раз говорила, что хотела бы быть похороненной на Пискарёвском кладбище. И будто бы даже обращалась с этой просьбой к властям. Не разрешили. Но с Пискаревским кладбищем она всё-таки осталась навеки связанной. Выбитые на мемориальных камнях кладбища проникновенные слова: «Никто не забыт и ничто не забыто» принадлежат ей. Они давно вошли в золотой фонд петербургской фразеологии и стали крылатыми.

Другой ленинградской легендой стало имя композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Исполнение его Седьмой (Ленинградской) симфонии в Большом зале филармонии 9 августа 1942 года превратилось в одну из самых героических страниц в беспримерной истории Блокады. Этот день ленинградцы назвали «Днём победы среди войны», а само исполнение «Залпом по Рейхстагу».


Дмитрий Дмитриевич Шостакович


Мы уже знаем, как иронически отнесся молодой Шостакович к переименованию Петрограда в Ленинград. Столь же насмешливым было его отношение и к самому Ленину. «Люблю музыку Ильича! – частенько восклицал он, и через выразительную паузу добавлял: – Разумеется, я говорю о музыке Петра Ильича Чайковского». А когда в Постановлении ЦК ВКП (б) его творчество назвали «сумбуром вместо музыки», после чего начались гонения на него самого, говорил о недавно погибшем Михоэльсе: «Я ему завидую».

Шостакович был личностью сложной и противоречивой. Не все его поступки можно оценивать однозначно. Например, практически всегда подписывал коллективные письма против своих собратьев по искусству. Правда, как утверждает фольклор, делал это весьма своеобразно. Брал лист с текстом письма, переворачивал его вверх ногами, и только тогда ставил подпись: смотрите, мол, подписать-то я подписал, но думаю совершенно наоборот.

Такие черты характера проявились у Шостаковича рано. Рассказывают, как по окончании представления пьесы «Клоп», музыку к которой написал он, на сцену, по требованию зрителей, вышли авторы – огромный Маяковский и маленький, щуплый Шостакович. Полагая, что его могучая ладонь будет великовата для столь незаметного человечка, Маяковский великодушно подал Шостаковичу два пальца. В ответ, на глазах изумленной публики, композитор протянул ему мизинец.

Даниил Гранин рассказывает историю, случившуюся с военным дирижёром и композитором, по совместительству служившим в ЦК партии музыковедом, Павлом Ивановичем Апостоловым. Апостолов люто ненавидел Шостаковича. Он был автором всех разгромных статей о музыке Шостаковича в партийной печати и разделов, посвящённых музыке, в постановлениях по вопросам культуры, выходивших от имени ЦК партии. Без яростной злобы в адрес Шостаковича в них не обходилось. Об этом все знали и старались внимательно следить за их случайными пересечениями на музыкальных спектаклях и концертах. Однажды во время исполнения в Москве симфонии Шостаковича вдруг из первых рядов поднялся человек и направился к выходу из зала. Увлечённая музыкой публика не придала этому значения. Но когда симфония окончилась и двери распахнулись, все увидели на полу мертвое тело Апостолова. В толпе пронесся мистический шёпот: «Возмездие, вот оно возмездие».

Весной 1944 года в ленинградцах что-то, наконец, начало изменяться. Рассказывали, что одна учительница, Бог знает в какой школе, да это, отмечали рассказчики, и не важно, чуть ли не вбежала в учительскую, что само по себе повергло всех в изумление, и ликующе воскликнула: «У меня в классе мальчики подрались!».

В июле того же 1944 года в Ленинграде было открыто Нахимовское училище, куда в первую очередь принимали детей погибших во время войны воинов. Училищу был передан Училищный дом Петра Великого на Петроградской набережной, построенный в 1909–1911 годах по проекту зодчего А.И. Дмитриева. По преданию, престарелый архитектор лично предложил наркому ВМС Н.Г. Кузнецову «выбрать для нового учебного заведения своё любимое детище».

В это время, видимо, родилась и легенда о несостоявшемся торжественном банкете в гостинице «Астория», который фашисты якобы задумали устроить в побежденном Ленинграде. Будто бы даже разослали приглашения с точной датой банкета – 21 июля 1941 года. Впервые о несостоявшемся банкете заговорили в Ленинграде весной 1942 года. Молву подхватили писатели и журналисты, и легенда зажила самостоятельной жизнью. Между тем, несмотря на якобы тщательную подготовку этой победной акции, не сохранилось ни приглашений, ни билетов, ни меню этого банкета, в то время как, например, разрешения на въезд в Ленинград, которые действительно были отпечатаны немцами, можно и сегодня увидеть в Центральном музее Вооруженных сил.

237