История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 143

143

В популярной литературе о Пушкине чаще всего легенда о пророчестве Шарлоты Кирхгоф ограничивается предсказанием смерти самому Пушкину и читателю остается неизвестной вторая часть этой легенды, столь же важная для понимания сложившейся ситуации, как и первая. Оказывается, Пушкин зашел к гадалке не один. С ним был его приятель, некий капитан Измайловского полка. Вслед за Пушкиным он протянул руку ворожее, и та вздрогнула, едва взглянув на ладонь капитана: «Вы погибнете насильственной смертью, но погибнете раньше своего приятеля, быть может, на днях». Молодые люди смутились и молча покинули гадалку. А на следующий день Пушкин узнал, что его приятеля утром убил в казарме не то пьяный, не то сошедший с ума солдат. Было от чего задуматься.

В фольклоре есть свидетельства того, что предсказание Шарлотты Кирхгоф об опасности для него белого человека, подтвердил Пушкину, когда тот находился в Одессе, некий грек.

В 1827 году, когда Пушкин написал чрезвычайно злую эпиграмму на белокурого красавца А.Н. Муравьева, он вспомнил давнее предсказание и всерьёз остерегался возмездия. «Я имею предсказание, что должен умереть от белого человека», – сказал он М.П. Погодину, опубликовавшему эту эпиграмму в «Московском вестнике».

Известно, что одно время Пушкин состоял членом масонской ложи. Продолжалось это недолго, и через некоторое время он покинул ложу. Согласно одной из легенд, произошло это сразу после того, как Пушкину стало известно, что основателем масонства был Адам Вейсгаупт, фамилия которого в переводе означает «белый человек».

Через несколько лет, когда правительственные войска усмиряли польских повстанцев, Пушкин собирался поехать в Польшу. Случайно он узнал, что один из деятелей польского освободительного движения носит фамилию Вейскопф, что по-немецки означает «белая голова». «Посмотрим, – сказал, то ли шутя, то ли серьёзно, Пушкин одному приятелю, – сбудутся ли слова немки Кирхгоф. Убьет ли меня Вейскопф». Затем благоразумно решил, что судьбу лучше не испытывать, и в Польшу не поехал.

К началу трагической зимы 1836/37 года четыре первых предсказания исполнились. Ему вернули давний долг. Ему предложили выгодную службу. Он побывал в двух ссылках. Стал знаменитым. Неудивительно, что его так беспокоил единственный не исполнившийся пункт предсказания. Как-то раз, незадолго до преддуэльных событий, встретившись случайно с Дантесом, Пушкин, будто бы шутя, сказал ему: «Я видел недавно на разводе ваши кавалерийские эволюции, Дантес. Вы прекрасный всадник. Но знаете ли? Ваш эскадрон весь белоконный, и, глядя на ваш белоснежный мундир, белокурые волосы и белую лошадь, я вспомнил об одном страшном предсказании. Одна гадалка наказывала мне в старину остерегаться белого человека на белом коне. Уж не собираетесь ли вы убить меня?».

Может быть, легенда права, и Пушкин в самом деле искал смерти?

Но в том же 1834 году, когда, как может показаться, был подведён итог и сделан вывод: «Пора, мой друг, пора!..», Пушкин пишет своей жене: «Хорошо, когда проживу я лет ещё 25, а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что будешь делать и что скажешь Машке, а в особенности Сашке». Он не собирался умирать. Любящий муж, многодетный отец, человек с обострённым чувством долга, полный творческих планов и художественных замыслов не мог так легко и просто рассчитаться с жизнью. Ещё «Современник» не стал властителем дум, ещё не написана «История Петра Великого», не закончена подготовка критического издания «Слова о полку Игореве», ещё не выросли дети, не улажены денежные дела. Работы на этом свете было много.

Да и сама дуэль не обязательно предполагала смертельный исход, мало ли их было в его жизни. На дуэль он шёл, чтобы покарать того, кто дерзнул посягнуть на честь его жены, на его честь как Поэта и Человека.

Мрачные предчувствия неизбежной катастрофы не покидали как самого Пушкина, так и немногих истинных и близких друзей поэта, все последние месяцы его жизни. Жуковский, Вяземский и другие предпринимали неоднократные попытки предотвратить дуэль. Незадолго до его гибели Пушкин и Наталья Николаевна, находясь на каком-то светском приеме, остановились перед зеркалом. И Пушкин увидел в зеркале человека, который впоследствии стал мужем его жены. Она, как утверждает фольклор, в это же время ничего не видела.

Весной 1836 года Пушкин был в Москве, часто встречался со своим другом Павлом Войновичем Нащокиным. Древность рода Нащокина заслуживает того, чтобы о ней напомнить. Согласно родословным книгам, родоначальником дома Нащокиных был некий герцог Величко Дуке (Dux – герцог, князь, владетель), который в 1327 году выехал «из Итальянской земли» в Тверь, принял греко-российское вероисповедание и был наречен Дмитрием по прозвищу Красный. Сын его, Дмитрий Дмитриевич, во время битвы с татарами получил саблей «рану на щеке», за что потомки его и были прозваны Нащокиными.

Пушкина с Нащокиным связывала теплая доверительная дружба. Они делились самыми сокровенными тайнами, которые, впрочем, потом становились достоянием пушкинистов и «мучили» не одно поколение исследователей творчества поэта. Так, например, многие из них считают, что сюжет «Домика в Коломне» связан с конфиденциальным рассказом Нащокина о том, как он однажды, влюбившись в актрису Асенкову, переоделся в женское платье и «целый месяц прожил у неё в качестве горничной».

Нащокин был суеверен, и носил «кольцо с бирюзой против насильственной смерти». Перед отъездом друга он настоял, чтобы Пушкин принял от него в дар такое же кольцо. Пушкин согласился, однако, перед поездкой на Чёрную речку, по свидетельству Данзаса, забыл надеть его. По другой легенде, у Пушкина уже был такой перстень. Этот талисман достался ему от Екатерины Воронцовой. С ним он «соединял своё поэтическое дарование» и никогда с ним не расставался. Только на смертном одре он снял его с пальца и подарил Владимиру Далю.

143