История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 79


К оглавлению

79

В трагическом 1941 году эта история повторится. Как вспоминает Д.А. Гранин, в начале Великой Отечественной войны, чтобы спасти памятник Петру от возможного попадания бомб и снарядов, его решили осторожно опустить в Неву, тут же у набережной. Уже был подготовлен кран, когда в Управление по охране памятников пришел некий архивариус и сказал, что в архиве 1812 года он нашел рассказ о сне некоего капитана, который повлиял на решение Александра I об эвакуации монумента. Рассказ архивариуса так поразил ленинградское начальство, что в последний момент памятник решили оставить на своем месте. Как известно, и на этот раз нога вражеского солдата не ступила на ленинградскую мостовую.

Война 1812 года непосредственно Петербурга не коснулась. Но в мире петербургского городского фольклора память о Наполеоне сохранилась. В Шуваловском парке есть два пруда, Верхний и Нижний, которые в народе странным образом именуются «Шапка Наполеона» и «Рубаха Наполеона». Говорят, об этих атрибутах форменной одежды французского маршала напоминают очертания парковых водоёмов. Однако в народе живёт легенда об одном из владельцев шуваловских имений, графе П.А Шувалове. В 1815 году он, в качестве особого комиссара от Российской империи сопровождал свергнутого Наполеона на остров Эльба. Согласно легендам, в дороге на бывшего императора напала толпа роялистов, и Шувалову удалось спасти опального императора. В благодарность за этот подвиг Наполеон будто бы подарил Шувалову личную саблю, треуголку и мундир. До 1917 года сабля хранилась в Шуваловском дворце, пока её не украли красноармейцы. Упоминаний о ней в фольклоре не осталось. О дальнейшей судьбе мундира и треуголки так же ничего не известно, но память о них сохранилась в местной топонимике.

Но вернемся к Медному всаднику Своеобразной вариацией на тему ожившего Петра выглядит легенда о безвестном старике, который в один из ветреных дней 1903, юбилейного, года – года 200-летия Петербурга – привязал к решётке памятника розовый коленкоровый флажок, на котором были приклеены бумажки с выписками из Библии. При этом старик будто бы утверждал, что нельзя было ставить «манамент» Петру Великому, что «кому памятник поставлен – тот и погибнет, а душа его будет скитаться по площадям».

Впрочем, фольклор знает и противоположные точки зрения. Так, например, многие считали памятник Петру неким мистическим символом Петербурга. Городские ясновидящие утверждали, что «это благое место на Сенатской площади соединено невидимой обычному глазу „пуповиной“ или „столбом“ с Небесным ангелом – хранителем города». А многие детали самого монумента сами по себе не только символичны, но и выполняют вполне конкретные охранительные функции. Под Сенатской площадью, согласно старинным верованиям, живёт гигантский змей, до поры до времени не проявляя никаких признаков жизни. Но старые люди были уверены, что, как только змей зашевелится, городу наступит конец. Знал будто бы об этом и Фальконе. Вот почему, утверждает фольклор, он включил в композицию памятника изображение змея, будто бы защищаясь от нечистой силы универсальным языческим оберегом: «Чур меня!».

Известно, что в мировой мифологии образ змеи расценивается двояко: её яд может как исцелить, так и убить. Вот почему, согласно поверьям многих народов, душа змеи бессмертна, при гибели одной змеи, она переходит к другой, добавляя той толику своего бессмертия. Так что Фальконе, включив в композицию памятника Петру изображение змеи, поставил памятник не императору, а Змее, собравшей в себе души всех змей, убитых при строительстве Петербурга. Бессмертная Змея спит и, когда проснется, – город развалится.

Но, несмотря ни на что, судьба памятника Петру Великому сложилась счастливо. До сих пор он остается одним из лучших монументов Петербурга, одним из самых поэтичных скульптурных произведений. Неслучайно наиболее глубоко он был понят поэтами – вначале Пушкиным в его знаменитой петербургской повести, название которой навсегда стало именем памятника, и через сто лет – Блоком, сказавшим: «Медный всадник, – все мы находимся в вибрациях его меди».

И не только в вибрации. Если верить современному фольклору, Медный всадник нас охраняет и спасает в самые драматические моменты истории. Согласно одной легенде, во время приближения наводнений статуя Петра оживает и царь на коне мечется по городу, предупреждая горожан об опасности. Согласно другой, он поворачивается на своём гранитном пьедестале как флюгер, указывая направление ветра истории.

Светская жизнь Екатерининского Петербурга

О ТОМ, ЧТО ПРОИСХОДИЛО в дворцовых покоях и особняках знати, Петербург второй половины XVIII века был достаточно хорошо осведомлён, несмотря на отсутствие в то время привычных нам средств подлинно массовой информации. И это неудивительно. Слуги в большинстве своём жили если не в домах хозяев, то здесь же, рядом, в специальных служебных корпусах дворцов и усадеб. Они не просто знали о том, что происходило в доме, – они чаще всего были непосредственными участниками событий и потому были хорошо информированы, сами становясь, таким образом, источником информации. Да и не было тайной многое из того, что мы, согласно сегодняшним нормам поведения, непременно старались бы скрыть. Богатством гордились. Связей не стыдились. Любовью не пренебрегали. Фольклор рождался на глазах. Вначале появлялись слухи, которые оседали в дипломатической и частной переписке, передавались из уст в уста, пока, постепенно обрастая фактами и подробностями, не превращались в романтические интригующие легенды.

79