История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 72

Происхождение одной из красивейших петербургских легенд – легенды об ограде Летнего сада – неизвестно. То ли она, рождённая на берегах Темзы, была завезена британскими негоциантами в устье Невы, то ли возникла в Петербурге, в одном из светских салонов, и, подхваченная тысячеустой молвой, распространилась по миру – никто не знает. Легенда рассказывает о некоем сказочно богатом англичанине, который, наслышавшись на склоне лет о волшебной красоте Северной Пальмиры, вдруг заявил, что ему совершенно необходимо побывать в России и увидеть ограду Летнего сада. В прекрасную пору белых ночей его яхта вошла в Неву и бросила якорь напротив Летнего сада. Гостя ждали, и поэтому на берегу собралась большая группа встречающих, в том числе лиц достаточно высокого, едва ли не правительственного ранга. Однако изумлённый и очарованный фантастической красотой северного шедевра, престарелый британец отказался сойти на берег, заявив, что в этом нет никакого смысла, так как ничего более прекрасного он уже увидеть нигде и никогда не сможет. На глазах удивленных петербуржцев яхта снялась с якоря, развернулась и взяла курс на Англию.

Ограда Летнего сада со стороны Невы

Легенда известна в нескольких вариантах. Согласно одному из них, этим чудаком был английский писатель шотландец Р.Л. Стивенсон, который всё-таки сошел на берег и встретился у решётки Летнего сада с русским писателем И.А. Гончаровым. Нам же остается добавить, что ни тот, ни другой в описываемое нами время, когда легенда о чудаке-англичанине, кажется, уже бытовала, ещё не родился.

Наряду с поэтическими разновидностями легенды об очарованном англичанине существовал ещё один, прагматический её вариант. Будто бы английские знатоки литейного дела съезжались на невские берега специально посмотреть на решётку, поражавшую «своей колоссальностью и отчетливой работой».

К сожалению, не осталось письменных свидетельств о том, кто был автором знаменитой ограды. В разное время её сооружение приписывали и Антонио Ринальди, и Василию Баженову, и Жану-Батисту Валлен-Деламоту. Большинство современных исследователей считают творцом ограды Юрия Фельтена в соавторстве с Петром Егоровым.

Восторженное отношение к ограде Летнего сада у петербуржцев сложилось сразу и навсегда. Уже современники, по выражению В.Я. Курбатова, смотрели на неё как на очередное чудо света. И действительно, ритм чередующихся чугунных копий с изящным радиусным завершением вызывает смутное, словно во сне, необъяснимое ощущение чуда, ради которого стоит хоть раз побывать в Петербурге.

Причастность Юрия Матвеевича Фельтена к рождению ограды появилась не на пустом месте. С его именем прочно связано создание прославленных невских набережных. Ему принадлежат идея и практическое исполнение целого ряда звеньев гранитной оправы Невы, в которую входят мосты, пристани, спуски, съезды, сходы, причальные стенки, художественные ограды, предмостные площади и многое другое. В конечном счете, обретя свой законченный вид к середине 1790-х годов, всё это приводило в неподдельное восхищение как петербуржцев, так и гостей города.

Особой красотой отличался левый берег Невы, застроенный роскошными зданиями, в том числе комплексом Зимнего дворца. На фоне торжественного великолепия левого берега резким диссонансом выглядели непритязательные кирпичные стены Петропавловской крепости на противоположном берегу. По преданию, Екатерина II однажды выглянула в окно и «возмутилась их простецким видом». Она тут же распорядилась об облицовке крепостных стен гранитом. Будто бы именно поэтому со стороны, обращённой к Зимнему дворцу, крепость выложена гранитными плитами, а всё, что не видно из дворцовых покоев просвещённой императрицы, так и осталось красно-малиновым, кирпичным.

Впрочем, побудить императрицу придать русской Бастилии, как называли Петропавловскую крепость иностранцы, более импозантный и презентабельный вид могли и другие причины. Ходили слухи, что в крепости, чуть ли не под Невой, были устроены секретные казематы. Всякий намек на их существование был глубоко оскорбителен для просвёщенной императрицы. Ничто не должно было вызывать подозрений о подлинной сущности крепости.

Такой же капризный взгляд из Зимнего дворца, говорят, принудил императрицу спешно окончить строительство Князь-Владимирского собора на Петербургской стороне. Храм начали строить ещё при Анне Иоанновне по проекту Антонио Ринальди, причём, согласно преданию, императрица собиралась посвятить её святому Иоанну Предтече – в память своего отца, царя Иоанна, и в честь своего наследника, Иоанна Антоновича. Смерть императрицы приостановила строительство собора, а случившийся через некоторое время пожар не оставил будто бы и надежды на продолжение работ. И только в конце 1770-х годов, увидев «раскрытые стены соборного здания» и возмутившись их видом, уже другая императрица, Екатерина II, говорят, приказала собор достроить и освятить. Но поскольку теперь уже не могло быть даже намёка на Иоанна Антоновича, собор посвятили святому равноапостольному князю Владимиру.

Работы по восстановлению храма производил архитектор Иван Егорович Старов, который жил, как гласит молва, в собственном доме по Симеоновской улице (современный адрес – улица Белинского, 9). Легенда эта считается малодостоверной на том основании, что в кованой решётке этого дома имелись инициалы, принадлежавшие некоему немцу-портному.