История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 49

Перетаскивание Гром-камня

Особым вниманием периферийного, провинциального фольклора пользовался конь, на котором изображен Пётр Великий. В северных легендах этот великолепный конь не персидской породы, каким был на самом деле личный конь императора, но местный, заонежский. С некоторыми сокращениями приводим две легенды.

«В Заонежье у крестьянина вызрел жеребец: копытища с плетёну тарелку-чарушу, сам, что стог! Весной, перед пахотой отпустил коня в луга, а он и затерялся. Погоревал, а что станешь делать? Однажды пошел мужик в Питер плотничать. Стоит он, знаешь, на бережке Невы-реки, видит: человек на коне, как гора на горе. Кто таков? Великий Петр, кому и быть. Коня, главно дело, узнал.

– Карюшка, Карий, – зовёт.

И конь подошел, кижанину голову на плечо положил.

– Осударь! – Он коня за уздечку берёт. – Ведь я при Боге и царе белым днем под ясным солнышком вора поймал.

– Ну! Что у тебя украли? – Пётр сердится, гремит, как вешний гром. Не любит воров да пьяниц.

– Коня, на котором твоя милость вершником сидит.

– Чем докажешь?

– На копытах приметная насечка есть.

– Не я увел. Слуги по усердию. За обиду прости.

– Мне, конешно, пахать, семью кормить, тебе подати платить. Да ведь и у тебя забота немалая. Россию поднимать. Владей конём!

Не восемьдесят ли золотых дал Пётр за коня? Или сто. Да “спасибо” впридачу. Побежал мужик в Заонежье с придатком.

Мы в Ленинград придем – наперво на площадь идем. Туда, где медный Пётр на Карюшке, мужицком коне, сидит.

– Наш ведь конь-то. Заонежский! – насечки на копыте ищем. Должны быть».

И вторая северная легенда о коне Петра I.

«Пётр Великий и весом был великий, нас троих бы он на весах перетянул. Кони его возить не могли: проедет верхом версты две, три на коне – и хоть пешком иди, лошадь устанет, спотыкается, а бежать совсем не может.

Вот царь и приказал достать такого коня, на котором бы ездить ему можно было. Понятно, все стали искать, да скоро ли приберёшь?

А в нашей губернии, в Заонежье, был у одного крестьянина такой конь, что, пожалуй, другого такого и не бывало и не будет больше: красивый, рослый, копыта с тарелку были, здоровенный конище, а сам – смиренство. Вот и приходят каких-то два человека, увидели коня и стали покупать и цену хорошую давали, да не отдал. Дело было зимой, а весной мужик спустил коня на ухожье, конь и потерялся. Подумал мужик: зверь съел или в болоте завяз. Пожалел, да что будешь делать, век конь не проживёт.

Прошло после того два года. Проезжал через эту деревню какой-то барин в Архангельск и рассказывал про коня, на котором царь ездит. Узнал про коня и мужик, у которого конь был, подумал, что это его конь, и собрался в Питер, не то, чтобы отобрать коня, а хоть посмотреть на него. Ходит по Питеру и выжидает: когда царь на коне поедет.

Вот едет царь, и на его коне. Он перед самым конём встал на колени и наклонился лицом до самой земли. Царь остановился.

– Встань! – крикнул государь громким голосом. – Что тебе нужно?

Мужик встал и подал прошение.

Взял прошение царь, тут же прочитал его и говорит:

– Что же я у тебя украл?

– Этого коня, царь-государь, на котором ты сидишь.

– А чем ты можешь доказать, что конь твой? – спросил царь.

– Есть царь-государь приметы, он у меня двенадцатикрестный, насечки на копытах есть.

Приказал царь посмотреть, и действительно, в каждом копыте в углублениях вырезаны по три больших креста. Видит царь, что коня украли и ему продали. Отпустил мужика домой, дал ему за коня восемьдесят золотых и ещё подарил немецкое платье. Так вот, что в Питере памятник-то есть, где Пётр Великий на коне сидит, а конь на дыбах, так такой точно конь и у мужика есть».

Это уже памятник. Но… памятник, который будет установлен более чем через пятьдесят лет после смерти Петра.

Убежденный монархист, умный и последовательный идеолог петровского абсолютизма, верный и преданный Петру архиепископ Феофан Прокопович не ради красного словца говорил, что Пётр Великий, покинув мир, «дух свой оставил нам». Не многим царям выпадала честь остаться живыми в сердцах потомков. С появлением над Невой Фальконетова монумента многим петербуржцам мерещилось, что медный Пётр ожил. По свидетельству современников, при открытии памятника впечатление было такое, «что он прямо на глазах собравшихся въехал на поверхность огромного камня». Одна заезжая иностранка вспоминала, как в 1805 году вдруг увидела «скачущим по крутой скале великана на громадном коне». «Остановите его!» – воскликнула поражённая дама.

К.А. Тимирязев вспоминал, как, проезжая однажды в начале XX века по Мариинской площади, мимо памятника Николаю I, спросил у извозчика: «Ну, а тот, другой, там, на Исаакиевской?» И получил ответ: «Ну, тот – статья иная; ночью даже жутко живой».

Дистанцируясь от некоторой мистической окраски понятия «дух» в устах учёного архиепископа Феофана Прокоповича, следует все же признать: то, что монумент Петру Великому на протяжении более двух столетий продолжает жить в легендах и преданиях, связано с неодолимым желанием петербуржцев всех поколений встретиться с духом основателя города.

И это уже памятник.

От Екатерины I до Екатерины II 1725 – 1796

От Петра до «дщери Петровой»

ИСТОРИЧЕСКИ ТАК СЛУЧИЛОСЬ, ЧТО у Петра I, по мнению которого лучшим государственным устройством была абсолютная наследственная монархия, прямых наследников не оказалось. Не оставил он и преемника. Не успел. Два слова «Отдайте все…», нацарапанные непослушной рукой умирающего императора, если и существовали на самом деле, то неизвестно кому были адресованы. Как мы уже знаем, Анна, вторая дочь Петра, на его зов явилась с опозданием, Елизаветы будто бы при отце в тот момент вообще не было, хотя известна легенда о том, что Пётр будто бы успел благословить её родовой иконой. Правда, впервые об этом стали поговаривать в народе только в царствование самой Елизаветы. Впрочем, ни та, ни другая всерьёз на царствование претендовать не могли. Обе они были рождены Мартой Скавронской от Петра I ещё до их официального вступления в брак, и потому считались детьми незаконными.