История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 34

Однако в 1723 году карьера Шафирова оборвалась. Его обвинили в казнокрадстве и приговорили к смертной казни. Правда, если верить фольклору, основной причиной этого стало не мздоимство, а более тяжкий по тем временам грех: Шафирова заподозрили в тайном исповедании иудаизма.

Прилюдная казнь должна была состояться 15 февраля того же 1723 года. Шафиров взошел на эшафот и, как утверждает фольклор, прежде чем опуститься на колени, широко перекрестился на все стоявшие вокруг православные церкви. Только затем положил голову на плаху Трудно сказать, намеренно или чисто механически сделал он это, но, говорят, именно этот христианский жест смягчил сердце присутствовавшего на казни Петра. В последний момент, когда топор палача был уже занесен над жертвой, он простил Шафирова и заменил смерть на ссылку. Фольклор утверждает, что палач не успел отвести топор, и тот только по чистой случайности опустился на плаху буквально рядом с головой бывшего вице-канцлера.

После смерти Петра I, Шафиров был возвращен из ссылки. При Анне Иоанновне он возглавлял коммерц-коллегию.

Если верить «русской версии» происхождения одного из приближенных Петра I, Григория Дмитриевича Строганова, то род его ведется от русских купцов и промышленников, известных на Руси с XV века. Они будто бы были выходцами, по одним легендам, из поморских крестьян, по другим, «из разряда новгородских помещиков». Но есть и «татарская версия» родословной Строгановых, изложенная А.Б. Лакиером в известном исследовании, посвященном русской геральдике. Лакиер приводит формулировку диплома на графское достоинство, выданного камер-юнкеру Александру Сергеевичу Строганову императором Священной Римской империи Францем I в 1761 году. Там Строганов назван «выезжим из татар».

Строгановы владели сказочным богатством. Предания гласят, что именно они сумели выкупить из татарского плена московского князя Василия Тёмного. На деньги Строгановых в XVI веке была снаряжена дружина Ермака, и фактически они способствовали присоединению Сибири к России. Григорий Дмитриевич Строганов неоднократно ссужал Петра I деньгами для успешного ведения войны со шведами. Рассказывают, что делал он это весьма своеобразно. Так, однажды, угощая царя обедом, он преподнес Петру на десерт бочонок с золотом, прибавив при этом, что «потчует своего господина и благодетеля вполовину и просит смотреть на бочку как на часть угощения». О роли Строгановых в истории Петербурга мы ещё расскажем.

Одной из самых мрачных личностей в окружении Петра был небезызвестный «князь-кесарь» Фёдор Юрьевич Ромодановский. Он был верным и преданным сторожевым псом монархии. Невероятной жестокостью и кровожадной беспощадностью к инакомыслящим отличался возглавляемый им страшный Преображенский приказ, вселявший во всех трепет и ужас. Ромодановский был вечно пьян, взгляд его был дик, а голос страшен. И, несмотря на все это, он считался одним из самых влиятельных государственных деятелей эпохи, хотя Петра частенько коробило от средневековых методов работы своего «заплечных дел мастера». В отсутствие царя не кто иной, как «князь-кесарь» был фактическим правителем страны.

Вскоре после постройки загородного дворца в Ропше Пётр подарил его Ромодановскому. Старые предания гласят, что там часто лилась кровь невинных людей, по несчастью попавших в руки страшного владельца.

Во дворце, по рассказам старожилов, преступники содержались под караулом ручной медведицы. Вроде бы она им не причиняла никакого вреда, только не выпускала их из темницы ни на шаг.

К соратникам Петра следует отнести и Александра Васильевича Кикина, который был обвинён в участии в заговоре царевича Алексея и казнён. Сохранилось предание, как в застенке Сыскного приказа его посетил Пётр I. «Как ты, умный человек, мог пойти против меня?» – будто бы спросил его царь. «Какой я умный! – ответил ему Кикин. – Ум любит простор, а у тебя ему тесно».

Обер-кухмистером Петра I был Иван Иванович Фельтен, датчанин, служивший царю с 1704 года. Фельтен был объектом постоянных шуток, до которых Пётр, как известно, был весьма охоч. Благодаря Штелину, до нас дошли многие анекдоты, связанные с любимым поваром императора.

В Петергофе, в западной галерее Монплезира и сегодня находится картина, которую Пётр будто бы заказал в Голландии только затем, чтобы всласть посмеяться над «мундкохом Яном». На этом полотне изображена романтическая сцена: женщина с любовником, а рядом трубач, подвязанный поварским передником. В любовнике современники легко узнавали Петра, ласкающего жену своего повара под музыку играющего на трубе Фельтена. Говорят, Пётр заказал эту картину, когда узнал, будто Фельтен в очередной раз разболтал, или «раструбил», о том, что кто-то наставил ему рога.

Несмотря на то что Пётр любил своего обер-кухмистера и доверял ему, он редко прощал проступки, «сделанные с намерением или по небрежению». Однажды, уже после смерти императора, Фельтен посетил Кунсткамеру, «где хранится изображение Петра Великого в собственном его платье со многими другими вещами, которые государь употреблял, и, увидев, между прочим, государеву трость, стоявшую в углу, сказал господину Шумахеру, своему зятю: „Эту мебель, зятюшка, можно бы и спрятать, чтобы она не всякому в глаза попадалась, может быть у многих, так же как и у меня, зачешется спина, когда они вспомнят, как она прежде у них по спине танцевала“».

Фамилия Фельтен знакома петербуржцам. Герой многочисленных легенд и преданий, обер-кухмистер Фельтен был дядей знаменитого архитектора с той же фамилией – автора всемирно известной ограды Летнего сада, мостика через Зимнюю канавку, Старого Эрмитажа, Каменноостровского дворца, Чесменского дворца и церкви при нем и многих других сооружений в Петербурге и его пригородах.