Тогда же она должна была прочитать эти стихи по радио. Но секретарь Ленинградского обкома по пропаганде написал на экземпляре стихотворения резолюцию: «Надо писать о полезных злаках, о ржи, о пшенице, а не о сорняках». У советской власти и вправду были серьёзные претензии к Анне Андреевне.
Спас Ахматову, как рассказывает легенда, не кто иной, как министр иностранных дел фашистской Германии Иоахим Риббентроп. По происхождению он был петербургским немцем. Однажды, уже будучи крупным фашистским государственным деятелем, Риббентроп посетил с официальным визитом Советский союз. Проезжая в сопровождении министра иностранных дел В.М. Молотова по Невскому проспекту в Ленинграде, Риббентроп, который, оказывается, был знаком с Молотовым по школе, спросил у него: «Вячеслав, а как поживает кумир нашей молодости, поэт, которого мы боготворили, Анна Ахматова?» – «Да вот проштрафилась.» – «Ну, ты уж похлопочи за неё ради меня». Молотову пришлось пообещать. Будто бы тогда он обратился к Жданову, и Ахматова в тот раз была спасена.
Правда, на этот счёт существует легенда о том, что ни Молотов, ни Риббентроп тут не при чем. А Ахматову спас случай. Будто бы однажды Сталин заметил, что его дочь Светлана переписывает в тетрадку чьи-то стихи. «Что это?» – спросил он. «Ахматова», – ответила девочка. «А зачем переписывать? Возьми книгу.» – «Так ведь не издают.» И Сталин будто бы дал зелёный свет.
Отыгрался Жданов в 1946 году, хотя, согласно легенде, это и произошло не по его инициативе, а с подачи того же Сталина. Поводом послужило событие, в те времена считавшееся из ряда вон выходящим. Молодой и недостаточно опытный сотрудник английского посольства в Москве Исайя Берлин в ноябре 1945 года решил посетить Ахматову в Ленинграде. О встрече тут же доложили Сталину. Узнав, что Берлин засиделся у поэтессы до утра, Сталин разразился гневной тирадой: «Так значит, наша монахиня принимает у себя иностранных шпионов!». Всё остальное было делом техники опытного Жданова.
Складывалось впечатление, что имя Ахматовой буквально преследовало Сталина. Так, по одной из легенд, он лично вписал фамилию поэтессы в список лиц, подлежащих обязательной эвакуации из Ленинграда в первые дни войны. Неясно только, чего больше боялся Сталин – возможного сотрудничества Ахматовой с немцами в случае вступления их в Ленинград, или влияния поэзии Ахматовой на боевой дух ленинградцев. А сразу после войны, когда Ахматова активно выступала на вечерах поэзии в Москве и в Ленинграде, Сталин, узнав, что при её появлении на сцене зал в едином порыве вставал, будто бы зловеще спросил: «Кто организовал вставание?» В стихийность проявления чувств он не верил. Знал, что ритуал единодушного «вставания» может быть только «организован». Но если это так, то должен быть организован только при его, Сталина, появлении.
Могила А.А. Ахматовой в Комарове
Анна Андреевна скончалась в 1966 году. Хлопоты о месте её захоронения тяжёлым бременем легли на плечи друзей. «Существовала опасность, что её похоронят на каком-нибудь дежурном кладбище, Южном или Парголовском». Литераторские мостки Волкова кладбища и Некрополь мастеров искусств в Александро-Невской лавре для неё были закрыты, хотя при жизни она не раз повторяла: «Мое место рядом с Блоком». Запретили хоронить на Павловском кладбище, отказали в погребении на Казанском в городе Пушкине.
Похоронили Анну Андреевну Ахматову в посёлке Комарово под Петербургом, на местном безымянном кладбище. С тех пор это сельское кладбище превратилось в ещё одни «Литераторские мостки». Обрести здесь последнее пристанище для многих деятелей петербургской литературы считается почётным. В народе кладбище в Комарове называют «Ахматовским», а дорогу к нему – «Не скажу куда», по элегической строчке из «Приморского сонета», написанного ею в 1958 году. Существует легенда, что первоначально на небольшой стене, окружающей место захоронения Анны Ахматовой, была изображена символическая тюремная решётка. И только гораздо позже, якобы по указанию сверху, решетка была прикрыта барельефом поэтессы, выполненным скульптором Игнатьевым.
Недалеко от захоронения Ахматовой находится могила известного в своё время, а ныне совершенно забытого литературного критика Л.А. Плоткина. Надгробие над его прахом представляет собой три мощных монументальных, из красного гранита, стилизованных книжных тома критических трудов Плоткина. При жизни он был одним из самых яростных гонителей Анны Андреевны. Знатоки утверждают, что каменные книги – это именно те три тома пасквилей, которые долгие годы отравляли жизнь великой поэтессы. Они-то и погребли под собой ныне всеми забытого литературного деятеля.
Плоткин отравлял жизнь Ахматовой не только своими критическими опусами. В Комарове они были соседями, и каждый раз, проходя мимо строящейся дачи Плоткина, Анна Андреевна говорила: «О, этот фундамент замешан и на моих капельках крови». Союз «и» в этой фразе неслучаен. Известно отношение к Плоткину и других писателей. Так, Михаил Зощенко в разговоре с одним своим приятелем как-то проговорился: «А знаете, каким я вижу вас в своем воображении?… Я сижу в саду, в летнем ресторанчике и попиваю пиво, и вдруг вижу: вдалеке клубится пыль, и вы на белом коне подъезжаете и кладёте мне на стол отрубленную голову Плоткина».
Михаил Михайлович Зощенко родился в Петербурге, в семье художника. Первая книга его рассказов была опубликована в 1922 году, и Зощенко сразу же приобрел популярность, которая с годами выросла до огромных размеров. Современники рассказывали, что «стоило в вагоне или на рынке услышать чей-нибудь случайный разговор», как все как один восклицали: «Совсем как у Зощенко!». Фразы из его рассказов мгновенно расходились по всей стране и передавались из уст в уста: «Раздаются крики, возгласы и девичьи слезы»; «Что ты нарушаешь беспорядок?»; «Отвечай как на анкету»; «Собачка системы пудель»; «Родился ребенок как таковой». Однажды Назым Хикмет, шутя, поинтересовался у каких-то колхозников, знают ли они, кто в Советском союзе сочиняет политические анекдоты, и услышал вполне серьёзный ответ: «Конечно. Политические – Илья Оренбург, а все остальные – Зощенко». Десятки авантюристов выдавали себя за Зощенко, одно имя которого вызывало трепетное уважение у администраторов гостиниц, железнодорожных кассиров, ресторанных метрдотелей и директоров провинциальных клубов. Говорят, однажды Зощенко получил повестку в суд. Женщина, которую он в глаза не видел, из города, где он сроду не бывал, требовала от него алименты на прижитого с каким-то проходимцем ребёнка.