Мы уже говорили о страсти Петра к морю, хотя ещё при жизни императора бытовали рассказы о том, что в детстве его преследовал страх перед водой. В то же время сохранилось немало легенд, опровергающих эти рассказы. Старинные лоцманские наставления содержат легенду о том, как однажды, во время исследования Петром Ладожского озера, его корабль потерпел кораблекрушение на подводных камнях вблизи Новой Ладоги. Ничуть не испугавшись, царь будто бы в гневе воскликнул: «Пусть тут будет сухо!». С тех пор каждое проходившее в этом месте военное или торговое судно должно было сбрасывать в воды Ладоги по одному гранитному камню. Их возили сюда даже зимой и сбрасывали в полыньи. Так будто бы и возник карликовый остров с названием Сухо.
Да и простой народ не хотел верить в водобоязнь царя. Рассказывали легенды о том, как однажды «Пётр укротил плетью бурное Ладожское озеро. Сама природа ему повинуется. Царь Пётр знал всё на свете». У него не сходили с рук мозоли, ибо, как говорил народ, всякую крестьянскую работу он знал и исполнял. «Вот только лаптей не умел плесть», – с сожалением констатирует фольклор. Об этом есть даже северные легенды, записанные Н.А. Криничной. Одна из них рассказывает, как Петру захотелось однажды «подешевле чтоб обувь была на армию, лаптей наплести. Ну, а нанять там некого было… А Пётр, значит: „Давай сам наплету!“. И он попробовал плести, плёл-плёл, не мог ничего сделать. Как затеял лапоть плести, так и остался недоплетён».
Другой рассказчик добавляет, что этот недоплетённый лапоть и теперь ещё «где-то там в Питере во дворце али в музее висится».
В 1710 году для нужд Адмиралтейства в лесу на реке Ижоре строится пильная мельница, положившая начало знаменитому Ижорскому заводу и городу Колпино. Этимология топонима «Колпино» восходит к балтийско-славянскому слову «колп» в значении «лебедь». Однако городской фольклор предлагает свою версию. По легенде, искать место для строительства завода Пётр отправился в сопровождении итальянца Пино. Берега Ижоры Петру так понравились, что он в нетерпении воскликнул: «Вот здесь и будем строить!» И показал на приглянувшееся ему место. «А здесь и удобнее, и лучше», – возразил строптивый иностранец, показал в другую сторону и в сердцах воткнул в землю свою трость. Пётр искренне расхохотался, взглянул на трость Пино и, давясь от смеха, добавил: «Хорошо. Пусть будет город там, где кол Пино. И назовем его Колпино».
Работу Ижорского завода Пётр инспектировал лично и не раз приезжал сюда. Эти царские посещения нашли отражение в местном фольклоре. Колпинцы охотно показывают ограду своего завода, которая производит довольно внушительное впечатление. Существует предание, что один из участков этой ограды сделан из стволов пушек. Говорят, кто-то из управляющих допустил брак при литье, за что был наказан самим государем. Испорченные же пушечные стволы царь велел в назидание потомкам установить в ограде. На самом же деле «пушки» – это бывшие вытяжные трубы многочисленных малых кузниц, что ковали корабельные цепи.
Старые предания приписывали Петру и сооружение деревянных судостроительных доков на Охте, хотя на самом деле их строительство специалисты датируют серединой XIX века. Между тем основания для таких преданий и в самом деле были. На территории современной Охты Петром I была основана матросская слобода, «вольные плотники» которой, согнанные сюда из северных губерний России, должны были обслуживать основанную в 1721 году охтинскую верфь, пильные и канатные заводы.
Отрезанная от Петербурга широкой Невой, Охта долгое время представляла собой как бы самостоятельный провинциальный городок с заводом, судостроительной школой, церковью, со своим укладом и, говоря современным языком, собственной специализацией. Так, довольно развитое на Охте молочное животноводство ввело в петербургский обиход поэтический образ охтинки-молочницы. О начале этого весьма выгодного промысла есть предание, которое мы находим в седьмом выпуске «Историко-статистических сведений о Санкт-Петербургской епархии». В нём говорится, что «сам Пётр Великий выписал для охтинок холмогорских, голландских и других породистых коров, чтобы они снабжали новую столицу молочными продуктами». Это предание принимает характер вероятного, если сопоставить с ним указ Петра о наделе охтян громадным количеством выгонной земли. Впрочем, как бы то ни было, но охтинки издавна снабжали Петербург молоком. Торговля эта не ограничивалась продажей молока собственных коров. Так называемая Горушка на Большой Охте представляла собой молочный рынок, куда ранним утром ежедневно съезжались окрестные чухонцы с молоком и молочными продуктами, которые охтинки перекупали и разносили на своих плечах во все концы Петербурга.
Старинные предания, легенды и мифы Санкт-Петербурга, словно летописи, воспроизводят сложную и многообразную политическую, общественную и просто обывательскую жизнь молодой столицы. Легендарные и полулегендарные события тех давних лет, запечатлённые в фольклоре, до сих пор сохраняют острый и неповторимый аромат той эпохи. И хотя эти предания не могут служить документами, они способны пролить свет на документы подлинные. А уж как ярко вспыхивает в этом свете обыкновенная реальность давно минувших дней!
Вот строчки указа, приписываемого народной молвой Петру: «Нами замечено, что на Невской першпективе и в ассамблеях недоросли отцов именитых в нарушение этикету и регламента штиля в гишпанских камзолах и панталонах с мишурой щеголяют предерзко. Господину полицмейстеру Санкт-Петербурха указую впредь оных щеголей с рвением великим вылавливать, сводить в Литейную часть и бить кнутом пока от гишпанских панталонов зело похабный вид не окажется. На звание и именитость не взирать, также на вопли наказуемых».