История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 201


К оглавлению

201

Незадолго до трагического 1917 года умер потомственный моряк адмирал Константин Павлович Пилкин. Он жил на 2-й линии Васильевского острова, в собственном доме № 37. Его сын, тоже моряк, контр-адмирал Владимир Константинович Пилкин, был соратником генерала Юденича. После революции родственники Пилкиных, боясь обысков, решили до лучших времен утопить в Неве парадный мундир Константина Павловича, вышитый золотом и увешанный русскими и иностранными орденами. В семье хранилось предание о том, где именно он затоплен. Через много лет, уже после падения советской власти, с помощью водолазов были предприняты попытки найти мундир на дне Невы. Однако все попытки оказались безуспешными. Родилась легенда о том, что «забрал ордена с собой на тот свет Константин Павлович, раз уж близкие хранить их побоялись».

Но всё же оставалось немало тех, кто искренне хотел верить в светлые идеалы революции. Среди них были и так называемые бывшие. Есть легенда о том, что один из молодых владельцев Шереметевского дворца на Фонтанке, после того как его родственники уехали за границу, пришёл в Смольный и положил ключи от дворца на стол некоему высокому чиновнику: «Они ваши». И услышал в ответ: «Нам подачки не нужны. Мы и так все возьмём».

Как свидетельствует городской фольклор, новым хозяевам не всё сходило с рук. На танцевальном вечере, устроенном революционными моряками Кронштадта в одной из церквей, пьяный матрос решился пригласить на танец девушку. Та, видя его состояние, отказалась. «Хорошо, – вызывающе проговорил матрос, – тогда я найду себе другую пару». И, сорвав со стены икону Богородицы, «пустился с нею в непристойный пляс». Через несколько минут он внезапно свалился замертво. Смерть его, как рассказывают, была страшна и «произвела впечатление» на окружающих.

Те, кто ясно понимал, что происходит в России, стремились уехать из Петрограда. В первую очередь город покидали иностранцы. Сохранилась легенда о неком американце, случайно оказавшемся в Петрограде в те трагические «окаянные дни». Перед тем как отбыть, он запальчиво обратился к провожавшим: «Зачем вам, большевикам, такой прекрасный город? Что вы с ним будете делать?».

В 1919 году был арестован шестидесятилетний великий князь Николай Михайлович, известный историк, председатель Русского исторического и Русского географического обществ, специалист по бабочкам. Он был в оппозиции к Николаю II и называл его не иначе, как «наш дурачок Ники». Николая Михайловича расстреляли 28 января того же года у стен Петропавловской крепости вместе с ещё тремя великими князьями. По преданию, перед расстрелом пожилой князь снял сапоги и бросил их расстрельной команде: «Носите, ребята, всё-таки царские…».

Бытовала легенда о вскрытии большевиками захоронений великокняжеской усыпальницы Петропавловского собора. Будто бы извлекли останки всех тринадцати погребенных там великих князей, свалили их в кучу и сожгли в общем костре, причём, как утверждает легенда, сожгли не где-нибудь, а на паперти собора, в чём рассказчики видели особую иезуитскую изощренность новых хозяев России. Эта зловещая легенда жила в народе более семидесяти лет и только совсем недавно, в ходе плановых реставрационных работ, к счастью, не подтвердилась.

Впоследствии, пытаясь понять истоки такой беспримерной жестокости и, как это обычно бывает, стараясь персонифицировать казавшиеся безликими события, стали копаться в биографиях большевистских вождей.

Рассказывали легенду из дореволюционной жизни Ленина. Находясь вместе с Крупской в Швейцарии, Ленин стал очевидцем смерти матери Надежды Константиновны, которая была с ними. Оба поочередно дежурили у постели умирающей. По договоренности, они должны были разбудить друг друга, «если случится непоправимое». Мать умерла во время дежурства Владимира Ильича. Ленин в это время что-то писал. Наутро Крупская с ужасом обнаружила, что мать умерла, а Ленин всё ещё продолжал работать. Крупская потребовала объяснений. «Но ты же просила тебя разбудить, если матери потребуется помощь. Она умерла. Твоя помощь не нужна», – ответил будущий вождь революции.

В конце концов, поиски истоков привели к определенному результату. По утверждению христианских мистиков, если из слова «коммунизм» убрать одну букву, то сумма цифр этого слова составит «звериное число „666“». А если это число, продолжали они, сложить «из шестнадцати спичек, то из них же можно составить фамилию „Ленин“». Это удивительным образом, утверждали они, было предсказано ещё Иоанном Богословом в 15-м стихе 13-й главы его Откровения: «И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил, и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя».

Впрочем, первоначально жестокость новых хозяев России распространялась только на тех, кого стали презрительно называть «буржуями». Пролетариату же большевики обещали не только «светлое будущее», но и безусловные преимущества перед бывшими эксплуататорами. Эти ожидания трансформировались в самые невероятные слухи. Ирина Одоевцева вспоминает, как соседка остановила её в коридоре «уплотнённой» квартиры и с самым серьёным видом спросила: «Правда ли Ленин издал декрет, что нам, пролетаркам, носить всего шесть месяцев, а буржуйкам двенадцать?»

Оживились уголовники, бандиты и прочие деклассированные элементы. По революционному городу ходили тревожные слухи, будто на улицах «орудуют ночные разбойники, которые прыгают выше домов при помощи особых пружин, прикреплённых у них к сапогам». Говорили также, что одеты они в саваны. Возглавлял банду некий Иван Больгаузен по кличке Живой труп, а его подруга Мария Полевая будто бы собственноручно шила саваны.

201