Убийство Распутина, воспринятое столичной общественностью с радостным облегчением, молва рассматривала сквозь призму длящейся войны и надвигающейся непонятной и потому пугающей развязки. Многие повторяли сказанные будто бы Распутиным слова: «Если я умру, то и царь вскоре лишится своей короны». Вспоминали однажды оброненное им пророчество: «Я вижу много замученных людей, людские толпы, груды тел! Среди них много великих князей и сотни графов! Нева стала совершенно красной от крови!»
В городе говорили, что Россию преследуют неудачи на войне оттого, что при дворе завелась измена. Молва считала немецким шпионом и Григория Распутина. Говорили, что Вильгельму II служит и сама императрица, что она связывается с германским императором «по прямому проводу» и выдает ему государственные тайны. В Царском Селе будто была обнаружена специальная радиостанция, «постоянно передающая секретные сообщения о передвижении русских войск в Германию». Родилась легенда о заговоре царицы, и даже о предполагаемом покушении на Николая II. Рассказывали фантастическую легенду о неком офицере, который пришёл к Николаю II и признался императору, что «он был послан его убить». Когда же Николай спросил раскаявшегося преступника, кто его послал, офицер будто бы сказал: «А вы выстрелите в воздух, тогда и узнаете». Император выстрелил, и сразу же в кабинет вошла императрица.
На фронте «солдаты считали дурной приметой получать из рук царицы георгиевский крестик – убьёт немецкая пуля».
Можно ли винить солдат в прифронтовых окопах или в переполненных госпиталях, если в Зимнем дворце рассказывали, как один генерал встретил в коридоре дворца плачущего царевича. «Кто тебя обидел, малыш»? – участливо спросил старый вояка. И цесаревич, плача, ответил: «Когда русских бьют, папа плачет. Когда немцев бьют, мама плачет. А когда мне плакать?» И даже в Ставке Верховного главнокомандующего будто бы всерьёз рассматривали возможность заключения императрицы в монастырь.
Императрице приписывали и отставку премьер-министра Витте, так много сделавшего для России. Одна денежная реформа, успешно проведённая им и обеспечившая России устойчивую валюту – золотой рубль, могла создать Сергею Юльевичу надёжную защиту от недоброжелателей. Казалось, Витте был послан России свыше. Достаточно сказать, что его фамилия происходит от слова «виттен» – так называлась небольшая медная монета, бывшая в обращении до конца XVIII века в Северной Германии. Тем не менее, Александра Фёдоровна называла его «этот вредный человек», а когда тот подал в отставку, если верить фольклору, не могла сдержаться от радостного восклицания.
Шпионы мерещились всюду. Шпионами слыли владельцы гостиницы «Астория», по национальности немцы. Шпионами считались все сотрудники немецкого посольства, здание которого находилось напротив «Астории». Утверждали, что между посольством и гостиницей под Исаакиевской площадью прорыт подземный ход. Когда началась война, разъярённые лавочники начали крушить всё немецкое. Били стекла витрин. Громили булочные. На каменные изваяния коней, украшавших крышу ненавистного германского посольства, был накинут аркан. Сотни патриотических рук ухватились за верёвку, и кони рухнули на землю. Чрево одного из них, согласно легенде, разверзлось, и изумлённая толпа увидела радиопередатчик.
С тех пор эта замечательная конная группа считается навсегда утраченной. Правда, бытует легенда о том, что немецкие кони до сих пор покоятся на дне то ли Невы, то ли Мойки. И ждут своего часа. Будто бы целы и невредимы.
Блистательный Санкт-Петербург безвозвратно исчезал. В этих условиях не казались такими уж невероятными планы переноса столицы из Петербурга в другой город. Правда, впервые об этом заговорили давно. Еще при Александре I, во время его путешествия по России, возник план административной реформы, по которой страна делилась на 12 наместничеств с представительными органами, а столица переносилась в Киев. Еще раз к мысли о переносе столицы вернулись в «эпоху великих реформ Александра II». Киев как «мать городов русских» и тогда оставался наиболее предпочтительным городом для новой столицы. И, по мнению Николая II, из Киева можно было бы «решительнее выступать в поддержку славян на Балканах». Но в подсознании было и другое. Не облегчит ли участь царевича Алексея «более мягкий, по сравнению с петербургским», приднепровский климат. Перенос столицы якобы предполагалось приурочить к празднованию 300-летия дома Романовых.
С началом войны антигерманские и ура-патриотические настроения в России и особенно в столице оказались настолько сильными, что Николай II объявил указ о переименовании Петербурга в Петроград. Он надеялся, что это успокоит общественное мнение. И действительно, народ искренне приветствовал этот политический акт. Но по недавно опубликованным за границей воспоминаниям ирландского потомка Михаила Илларионовича Кутузова – Михаила Павловича Голенищева-Кутузова-Толстого, через несколько дней после переименования Николай II спросил князя М.Н. Волконского: «Скажите, князь, что вы думаете о моем недавнем решении?». И услышал в ответ: «Вашему величеству виднее, но боюсь, что вы, возможно, затворили то самое окно в Европу, что ваш предок некогда открыл».
Да, «то самое окно» затворялось со скоростью, которую предположить не мог никто. Видимо, вступление России в войну было непоправимой ошибкой. Ровно 666 лет тому назад, а это, не забудем, согласно Новому Завету, «число зверя из бездны», князь Александр Невский выбрал унизительный для России мир с татарской Ордой и спас тем самым страну от гибели. Вернулся он из Орды в 1251 году с ярлыком на великое княжение.