История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 170

170

Некая госпожа Тэб с берегов Сены заклинала: «Бойтесь огня и воды! Грядёт крупная стихийная катастрофа. Петербург постигнет участь Мессины». Напоминание об этом древнем сицилийском городе пугало. Дважды на протяжении истории он был буквально стерт с лица земли катастрофическими землетрясениями. Одно произошло в 1783 году, другое, унесшее более 80 тысяч жизней, – совсем недавно, в декабре 1908 года. По госпоже Тэб, в начале XX века должно произойти сильное вулканическое извержение и перемещение больших масс воды, поэтому «Петербургу грозит смыв грандиозной волной в Финский залив или, наоборот, в Ладожское озеро, смотря по тому, с какой стороны хлынет вода».

Говорили, что в Петербурге есть и «точный показатель той глубины, на которую опустится столица». Это Адмиралтейская игла. Знаменитый кораблик наконец-то коснется балтийских волн. А пока ещё только сфинксы во время наводнений «оставляют свои пьедесталы и плавают по Неве, причиняя немалые беды судам».

Император Николай II с супругой Александрой Фёдоровной

Между тем Петербург накануне двухсотлетнего юбилея находился на вершине своего расцвета. Город, насчитывавший в 1861 году пятьсот тысяч человек жителей, к 1900 году достиг полутора миллионов и уверенно занял четвертое место в мире по численности населения после Лондона, Парижа и Константинополя. С небывалой интенсивностью развивалась промышленность. Об этом красноречиво говорили цифры. В середине XVIII века в столице насчитывалось 80 промышленных предприятий. За сто лет, к середине XIX века, это количество почти удвоилось, а за сорок послереформенных лет, с 1861 по 1900 год, увеличилось до 642. Но и эти темпы роста оказались ничтожными по сравнению с последним предвоенным десятилетием. К 1913 году в Петербурге имелось более тысячи крупных, мелких и средних заводов и фабрик.

Большинство промышленных предприятий размещалось по берегам рек и каналов, в основном вдоль Невы и Обводного канала. По воде было удобнее и дешевле доставлять материалы для изготовления продукции и вывозить готовые товары. Так, например, комплекс известного в свое время «Красного треугольника» (предприятие основано в 1860 г. как Товарищество российско-американской резиновой мануфактуры, клеймо которого имело вид треугольника, оттуда и пошло послереволюционное название), раскинулся между Обводным каналом и рекой Таракановкой. Если верить легендам, такое название потому, что фабрика строилась на треугольном в плане участке, и корпуса будто бы в плане имели форму правильного треугольника. Между тем появление промышленных предприятий вдоль водных протоков привело к резкому ухудшению экологической ситуации, что в первую очередь отразилось на основном богатстве столицы – воде. Впоследствии в народе родилась горькая шутка. Говорили, что если опустить в реку Охту руку, то тут же получишь ожог.

К концу века широкий размах приобрела предпринимательская деятельность шведского промышленника и изобретателя Альфреда Нобеля. В Петербурге он владел многими производственными предприятиями. Незадолго до смерти Нобель учредил премии, которые с 1901 года называются Нобелевскими и ежегодно присуждаются за выдающиеся достижения буквально во всех основных отраслях знаний… кроме математики. Согласно легендам, таким образом он отомстил математику Метах-Лефнеру за то, что тот «увёл от него невесту».

Серьезных успехов достигла отечественная медицина. В 1903 году в Обуховской больнице впервые была произведена операция на сердце. Согласно легенде, однажды ночью туда привезли проститутку с ножом в сердце, который вонзил в неё то ли в припадке ревности, то ли в пьяном угаре какой-то клиент. В больнице дежурил хирург И.И. Греков. Увидев рану и поняв, что жить несчастной оставалось чуть-чуть, он будто бы воскликнул: «Была – не была!» – и вскрыл грудную клетку. Затем вытащил из раны нож и «произвёл успешное ушивание сердца». Впоследствии Греков возглавил Обуховскую больницу и стал виднейшим мировым кардиохирургом.

В сентябре 1907 года в городе было открыто трамвайное движение по суше. До этого трамвай действовал только зимой, трамвайные рельсы прокладывались по льду замерзшей Невы. Суша, согласно действовавшим контрактам, до 1907 года принадлежала компании конно-железных дорог и могла использоваться только ими. Если верить легендам, первый из десяти закупленных в Англии трамвайных вагонов вел инженер Графтио.

К рубежу веков в обществе возрос интерес к художественным ценностям старого Петербурга. Естественным следствием этого интереса стало изучение истории древнего Приневского края. К удивлению широкой публики выяснилось, что привычное представление о том, какими были невские берега в допетровский период, блестяще доведённое до афористичной завершенности Пушкиным в первой строке «Медного всадника», мягко выражаясь, не выдерживает критики. «На берегу пустынных волн» ещё задолго до шведской оккупации стояли многочисленные охотничьи домики, крестьянские поселения, рыбачьи деревни и сельскохозяйственные мызы. Спасское и Сабрино, Одинцово и Кухарево, Волково и Купчино, Каллила и Максимово… Около сорока сел и деревень вели своё незаметное существование на территории сегодняшнего Петербурга. Кстати, и первыми строителями невской столицы, наряду с солдатами русской армии и пленными шведами, были жители именно этих деревень.

В течение XIX века Петербург стремительно рос. Меньше чем за сто лет территория Петербурга увеличилась вдвое – с 54 кв. км в 1828 году до 105,4 в 1917-м. На севере застраивалась заболоченная территория, известная в народе под названием «Куликово поле». В полицейских сводках она упоминается в связи с постоянными пьяными драками. Случались и убийства, отличавшиеся, как правило, особой жестокостью. Именно поэтому «легендарное поле», как утверждает фольклор, получило такое имя. На юго-западе граница города к концу XIX века дошла до Ульянки с её своеобразной достопримечательностью – известной в городе больницей для душевнобольных, позднее получившей имя швейцарского невропатолога и психиатра Огюста Фореля. Фольклорная традиция объединила названия местности и больницы в одной легенде о гостеприимной Ульянке, варившей «добрую уху из форели», которой якобы славилась местная речушка. Так будто бы и говорили среди избалованной петербургской знати: «Остановимся у Ульянки, отдохнем…»

170