История Петербурга в преданиях и легендах - Страница 112

112

Но не всё было так идиллично. Свежи были воспоминания о короткой русско-шведской войне 1808–1809 годов. Война закончилась присоединением к России Финляндии. В этой связи в Петербурге рассказывали легенду о совместном обеде Наполеона и Александра I во время заключения Тильзитского мира в июне 1807 года. Разговор на обеде зашел о русско-шведской войне 1789–1790 годов. Александр вспомнил, что сражения велись так близко от Петербурга, что канонада была отчетливо слышна, и это приводило в ужас многих дам. «Ну, зачем же дам пугать, – вымолвил Наполеон, – это совсем не дело. В крайнем случае, надо занять Финляндию и прекратить это». Александр, утверждает легенда, задумчиво посмотрел на Наполеона и согласился.

Но такое единодушие в вопросах европейского мироустройства, как мы знаем, длилось недолго. 1812 год всё расставил по своим местам. 12 июня французская армия, возглавляемая императором Наполеоном, перешла русскую границу в районе Смоленска. Как обычно, этому событию предшествовали слухи о всяческих предзнаменованиях. При дворе перешёптывались об «огромной яркой комете» над Москвой, предвещавшей, как говорили, «всякие ужасы и конец света».

Накануне вторжения в пределы России по личному распоряжению Наполеона во Франции была издана книга, в которой сообщалось о неком секретном завещании Петра I, где император будто бы излагал «программу завоевания всей Европы и Азии». Копию этого фантастического завещания якобы похитил «из самого секретного архива в Петербурге» «секретный шпион» Людовика XV в русской столице. Это каким-то образом должно было оправдать нападение Наполеона на Россию.

Персонажем петербургского городского фольклора Наполеон стал задолго до Отечественной войны 1812 года. В 1806 году, в связи со вступлением России в антифранцузскую коалицию, Священный синод объявил Наполеона Антихристом. Чтобы «русским рекрутам было понятно, ради чего они умирают в болотах Пруссии». Прозвище укоренилось. Оно вполне укладывалось в мифологическое сознание народа, хорошо знакомого с откровениями Иоанна Богослова, который в 18-м стихе 13-й главы Апокалипсиса предупреждал: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть». «Имеющие ум» считали. Как и русские, французские буквы имеют свои числовые аналоги, и если по этой азбуке написать цифрами слова: L'Empereur Napoleon /император Наполеон/, то сумма этих чисел будет равна 666. Значит, Наполеон и есть тот зверь, появление которого предсказал вещий Иоанн.

Впрочем, до вступления французских войск на территорию русского государства Наполеон имел другую репутацию. В глазах передового русского общества он слыл символом вольнодумства и свободомыслия. Он был моден. Его графические, живописные и скульптурные изображения были обязательной принадлежностью аристократических интерьеров. Даже на время русско-французского военного противостояния эта мода совсем не исчезла, а по окончании войны вновь возродилась. Сходством с Наполеоном гордились. Так, о Пестеле единодушно говорили, что «лицом он очень походил на Наполеона». «Необычайное сходство с Наполеоном I» многие находили и у Сергея Муравьева-Апостола.

Имя Наполеона, его образ постоянно можно было встретить на страницах литературы пушкинского круга. Сам Пушкин в «Пиковой даме» говорит о Германне: «У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля». И у Гоголя в «Мёртвых душах»: «Не есть ли Чичиков переодетый Наполеон… может быть и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию».

Рассуждения Чичикова исключительно любопытны. Из воспоминаний одного из двойников Наполеона, некоего Рабо, стало известно, что у французского императора было четыре двойника, которых он лично выбирал из восьми кандидатур. Эти люди, как утверждает Рабо, «исправно оказывали суверену услуги экстренных подмен». Однако после падения императора судьба почти всех из них сложилась трагически. Один, принятый в 1815 году за императора, получил «коварный удар в спину», другой был взорван вместе с каретой от подложенной адской смеси.

Сам Рабо умер в Париже уже после кончины Наполеона, будто бы своей смертью. И лишь одному из всех четверых удалось спастись, незаметно исчезнув из Франции. Так вот, сохранилась легенда о том, что этого четвертого… «видели в Петербурге при российском дворе». Вот, оказывается, отчего Чичиков в глазах некоторых обывателей вполне мог выглядеть сбежавшим с острова Святой Елены Наполеоном.

Но этот маловероятный факт если и мог иметь место на самом деле, то несколько позже по времени. А сразу после войны, если верить фольклору, в Петербурге в моду вошли ночные горшки, или, как тогда выражались, ночные вазы, внутреннее дно которых украшали портреты французского императора с надписью: «Наполеон, император французов». Свидетельств о том, какие чувства испытывали петербуржцы, пользуясь ночными вазами, нет. Но об этом легко догадаться.

Кроме Кутузова, о котором мы уже говорили, в Отечественную войну прославились и другие генералы. Одним из них был генерал от инфантерии, князь Пётр Иванович Багратион. Он был потомком древнейшего и знаменитейшего грузинского царского рода. На Кавказе существует предание, согласно которому дом грузинских царей Багратидов находится в прямом родстве с библейским царем Давидом. Первоначально потомки Багратидов жили в Иерусалиме, затем оказались в плену у Навуходоносора, а позже были переселены в Армению. В 885 году от Рождества Христова, как утверждает предание, один из Багратидов стал царем Армении. От того же корня будто бы происходит и род грузинских Багратидов.

112